Л.Н. ПРИЛЬ

Кочевые политшколы у эвенков р.Кети: цели, методы и результаты

(ЦДНИ ТО, e-mail: lpril@mail.tomsknet.ru)

 

 

Важное место в октябрьском революционном эксперименте занимали преобразования в культуре. Изменение состояния грамотности могло бы служить социальным индикатором изменения культуры. В то же время, важным инструментом воздействия на жизнь и быт народов было политическое просвещение, приобщавшее к социокультурным инновациям. Поэтому интересно было бы рассмотреть, чему – просвещению или же политпросвещению отдавался в те годы приоритет.

Связь просвещения с изменением культуры отметил еще У. Т. Сирелиус. Он зафиксировал существование первой кочевой школы для распространения грамоты (по типу финских передвижных), созданной для «остяков» Нарымского края А.Ф. Плотниковым, становым приставом 5-го (Нарымского) стана в конце XIX в. Финский исследователь, работавший в то время на р.Васюган, высказал мысль, что это благое начинание, кроме положительных моментов, может привести к ускорению темпов русификации коренных народов [Sirelius, 1983, s.33-34].

Обучение грамоте, как и политграмоте, преследовало схожие цели – желание изменить (улучшить, усовершенствовать) сознание просвещаемых масс. Если до революции приоритетным было просвещение населения, то после революции на первый план выходит его двойник - политическое просвещение.

По аналогии со школами-передвижками, рассчитанными на работу в русских деревнях, для кочевых народов Сибири были созданы кочевые политшколы. В 1929 г. в откровенном «товарищеском» письме секретаря Александровского райкома Перепелицына секретарю Нарымского окружкома  ВКП (б) речь идет о том, что Комитет Севера организовал поездку по туземным юртам для демонстрации кинокартины. По мнению секретаря райкома, эта дорогостоящая экспедиция не оправдала себя, так как «гастролерство» с кинокартиной по нескольким юртам туземцев, как назвал эту поездку секретарь Александровского райкома, стоило столько же, сколько работа четырех ликвидаторов неграмотности в течение целого года. Он протестовал против неразумной траты денег, т.к. такая форма работы с туземным населением, по его мнению, результатов почти не имела – ведь «остяк не видел ни городов, ни фабрик, ни технических орудий. А ему подносят на экране города, фабрики и заводы», да еще без переводчика. В то же время, Перепелицын отметил, что туземцы тянутся к школам ликвидации неграмотности, но просят проводить их летом, т.е. тогда, когда они не заняты на промыслах [ЦДНИ ТО. Ф.91. Оп.1. Д.85. Л.4.].

Судя по тому, что Окружком ВКП(б) позднее шел на серьезные расходы для организации кочевых политшкол, замечания этого коммуниста не были учтены, а политобработка населения осуществлялась в течение всего периода Советской власти, считаясь приоритетным направлением работы.

В бывшем партийном архиве Томской области сохранились отчеты о работе пропагандистов кочевых политшкол в условиях Нарымского Севера. Наиболее яркими являются дневники В.А. Величко и А.П. Жданова, работавших в феврале-марте 1934 г. у эвенков р. Кети. Привлекался для анализа дневник еще одной политшколы, проведенной  В.А. Величко и его женой А.Т. Володкиной в августе-сентябре 1935 г. у селькупов р. Тым. Пропагандисты В.А. Величко и А.П. Жданов различались по уровню образованности, социальному положению, пониманию своих задач, умению излагать свои мысли. Дневники несут информацию о формах и методах пропаганды, о личности самих культуртрегеров. К дневникам можно применять методы текстологического анализа, а также отнестись, как к образцам, по словам К. Гирца, «насыщенного» антропологического описания [Гирц, 1997, с.171-200]. Объем данной публикации не позволяет сделать всесторонний анализ источников, поэтому мы ограничимся рассмотрением только целей, методов и результатов деятельности пропагандистов на жизнь и быт эвенков р.Кети.

Василий Арсеньевич Величко (1908-1987) – инструктор-пропагандист Нарымского окружкома ВКП (б). Известен специалистам по письму, написанному им Сталину о случаях людоедства среди спецпереселенцев Назинского острова (1933 г.) [1933. Назинская трагедия, 2002, с. 67-79]. Он был автором письма в Сибкрайком о причинах смертности селькупов Тымской производственно-охотничьей станции (1935 г.) [ЦДНИ ТО. Ф.206 Оп.1. Д.36. Л.53-64]. Позднее известен как писатель, чьей постоянной темой были рассказы и очерки о социалистических преобразованиях в жизни народов Западной Сибири.

В анализируемом дневнике зафиксирован момент, когда В.А. Величко стал инициатором написания еще одного письма Сталину, теперь уже от имени эвенков. Остается гадать, до какого уровня руководства дошло его письмо - до нарымского окружкома, новосибирского крайкома или до московских руководителей. Но обращение к вождю верхнекетских эвенков, написанное рукою пропагандиста и писателя, имело серьезные последствия: «Для лучшего обслуживания эвенков и создания им условий политического и экономического роста в 1934 г. по ходатайству окружных организаций с 1 января 1935 г. организован на основании постановления Запсибкрайисполкома от 25 октября 1934 г. №9393 самостоятельный Орловский кочевой туземный сельсовет» [ЦДНИ ТО. Ф.206 Оп.1. Д.36 Л.6; Д.284 Л.22.].

Другой пропагандист, Аркадий Петрович Жданов, совсем иной тип культуртрегера. Он также развивает классовое самосознание, просвещает, проводит беседы, разучивает с эвенками партизанские песни и «Интернационал», учит умываться по утрам и делать физзарядку, записывает детей в пионеры и проверяет работу Осоавиахима в Максимкином Яру, но выполняет задание окружкома простодушно и наивно. Он наверняка надолго запомнился эвенкам тем, что за 10 дней работы политшколы сломал несколько пар лыж, падал с конем с обрыва, опрокидывался в нартах и долго так ехал. Его дневник написан языком, схожим с языком героев М. Зощенко, а одна из последних фраз его отчета «Постукался, запустился» заставляет сомневаться в том, что он достаточно хорошо знал русский язык.

Оба пропагандиста работали по единому плану, в который входило восемь бесед-лекций. Лекции на темы, далекие от непосредственного опыта эвенков (о международном положении страны, Коминтерне, международных врагах пролетариата) чередовались с занятиями о политике партии по национальному вопросу и освоению Севера.

Набор в политшколу проходил по родовому признаку, т.к. на стойбище чаще всего проживал один род «и второстепенные элементы посторонних родов, уже распадающихся и примкнувших к более сильным по разным причинам» [8.ЦДНИ ТО. Ф.495 Оп.1 Д.62 Л.4.].

Весьма откровенно оба пропагандиста пишут о чаепитиях, которые сопровождали весь учебный процесс. В отчете В.А. Величко простые способы добиться тишины и внимания выглядят так: «Беседы проходили за чаем (расходы окружкома), а чтобы не плакали - не мешали дети - им давались конфеты (расходы окружкома)» [Там же. Л.4.]. Инструктор-пропагандист был достаточно изобретателен, когда пытался навести порядок во время занятий: «Нужно особо сказать о женщинах: они приходили со своими детьми, с грудными и ползающими. В чуме они привязывали к палкам грудных детей (в своеобразных сидельниках), и они мирно висели во время беседы. Конфеты были порукой тишине и спокойствию. Правда, сильно дезорганизовывали беседы щенята (которых премногое количество в каждом чуме), они играли с детьми, грызли конспекты и пр. (И против них был найден выход: их завязывали в мешочки). В общем, обстановка для беседы трудная: в чуме дым, особенно когда мороз, костёр горит неравномерно: заслушиваясь, забывали о костре» [Там же. Л.6.]. Теснота в чужом чуме во время занятий привела его к мысли о необходимости собственной палатки пропагандиста: «Перегруженность чума: 16 слушателей, 12 детей, и больше десятка собак и щенков. Поэтому, чтобы посещаемость была наиболее продуктивной, окружкому надо завести собственную палатку с железной печкой, с тем, чтоб пропагандист приезжал на кочевье со своим помещением, в котором он мог показать культурный образ жизни, кочуя вместе с ними» [Там же. Л.6.].

Деятельность пропагандиста должна была помочь решить несколько практических задач, или, как тогда говорили, «увязать теорию с практикой» - организовать бригадный промысел, усилить «выполнение пушнодобычи», осуществить «практическую агитацию за оседание и грамоту» [12Там же. Л.6].

Отдельной линией в работе В.А. Величко проходит работа с образом Сталина и предложение написать ему письмо: «С третьей беседы возникла мысль писать письмо Сталину. Это письмо превратилось основным стержнем, который пронизал всю школу, все беседы и занятия, и, таким образом, помог несказанно» [13Там же. Л.6].

Сталину, рукою В.А. Величко, эвенки писали о решении тех задач, по которым следовало пропагандисту «увязать теорию с практикой»: о том, что они собираются провести в Максимкином яру съезд кочевников по вопросам оседания; о перевыполнении планов пушнодобычи на подарок Сталину; о том, что одна из девушек заявила, что пойдет учиться в интернат; о том, что они сделали вождю трубку из лиственницы необыкновенной фактуры; о том, как эвенки любят советскую власть. В письмо решено было включить слова: «Заграничных буржуев мы не боимся. Если пойдут на советскую власть, мы ружьё от белки повернём на буржуазию. Плохо ей придётся от выстрела тунгуса: мы редко стрелим мимо». В.А. Величко откровенно пишет о том, что «Письмо к Сталину превратилось в целую программу, что делать и как делать. С письма начинаем беседу и письмом кончаем» [Там же. Л.9-10].

В.А. Величко, в соответствии с заданием партии, проводил линию на «классовое расслоение и классовую борьбу среди тунгусов», вычисляя среди эвенков шаманов, кулаков, лишенных избирательных прав, богачей. Эвенки должны были запомнить, кто является врагом трудящихся. После долгих споров они усвоили, что врагами пролетариата являются: «кулаки русские, тунгусские, остяцкие и заграничные буржуи». Пропагандисту пришлось долго объяснять, какова классовая линия партии: необходимо «кулака сделать спец-переселенцем, чтобы он здесь работал и там не мешал» [15.Там же. Л.7,8]. Таким образом, перекраивалось мировоззрение, прежние социальные и этнические группы разрушались, вместо них создавались новые. Взамен прежней родовой общности предлагалась общность людей, объединенных проповедью классовой вражды.

Обращаясь к такому обязательному элементу исследования, как критика источника, мы должны были бы оценить достоверность и непредвзятость отчетов и информационных записок пропагандиста и литератора В.А. Величко. Хороший язык – отличительная особенность всех его текстов. Однако, не оставляет ощущение, что он «литературно» домысливает  описываемые им ситуации в соответствии с требованиями жанра, а персонажей подгоняет под необходимые стереотипы. В описанной им группе есть и «пиявка»-шаман, не желающий, чтобы люди расстались с прошлым «Надо жить, как жили раньше, по одному, каждый себе. Бог даст труд». В уста кулака, лишенца избирательных прав он вкладывает слова: - «Как без шамана промышленнику? Кто выручит? (Александр Иванович Ивигин - по справкам - из Турухана кулак-лишенец, чего я, конечно, не знал)».

Через весь дневник проходит «светлый образ» середняка Григория Тугундина, не знающего русского языка, но схватывающего на лету слова пропагандиста и логику его рассуждений: «Определился особо выдающийся по усвояемости – Григорий Тугундин (Кероли КЕМО), русского языка не знает. Хорошее чутьё». При ответах на вопросы В.А. Величко Григорий «не допускал ошибок», его ответы были толковыми и развернутыми: «Григорий: Чтоб те фабрики и заводы, которые построили в первой пятилетке, работали все, и машиной всю работу делали. Колхозники и все крестьяне были в колхозах». А в конце политшколы вообще порадовал пропагандиста: «Григорий окончательно вышел вперёд – ни одного неверного выступления. В конце беседы задал вопрос – «Что такое культура?». Несомненно, беседа усвоена».

Анализ деятельности В.А. Величко на притоках Оби - рр. Кети и Тыме, заставляет осмыслять его опыт в категориях, предложенных известным этнологом В.А. Тишковым, то есть учитывать «частную стратегию и личностные мотивации», роль эмоционально субъективных и моральных побуждений и действий [16.Тишков, 2001, с.45]. Писатель В.А. Величко создает социальную реальность по законам литературного жанра. Он вкладывает в уста своих героев–эвенков слова, которые вряд ли могли быть ими сказаны: «Восторженно встречено сообщение о разведении ондатры и рыборазводе. Демонстрировал багульник (багульное масло). Свойств багульника не знали. В общем, было открыто много Америк» [Ф.495. оп.1. Д.62. Л.9.].

Приходится сомневаться и по поводу высказанного эвенками предложения об оседании: «Выступали все слушатели без исключения, в особенности по вопросам оседания. Здесь же было решено внести в письмо Сталину предложение о созыве весной 1934 г. в Максимоярске съезда всех кочевников–тунгусов по вопросам оседания (во время ярмарки)» [Там же. Л.10].

Дневник В.А. Величко содержит ряд тонких наблюдений, например, о склонности эвенков к философии: «Слушали с очень большим одобрением, во всяком случае, склонность к философии у тунгусов – налицо, также как нет склонности к истории» [19.Там же.]. Но в целом создается впечатление, что писатель выдает желаемое за действительное, причем подгоняет реальность под теоретические конструкты идеологов преодоления неравенства народов. В уста эвенков он вкладывает и такие слова эвенков о социализме: «Хорошая жизнь будет, работай знай – не пропадёт» [20.Там же.].  

На наш взгляд, пропагандист представил в Нарымский окружком отчет, в котором были записаны не факты, а собственная интерпретация факта. Выражение В.А. Тишкова о том, что слова воздействуют на практику, в полной мере соответствуют рассматриваемой ситуации. В.А. Величко стал тем человеком, который, как теперь говорят,  «раскрутил» идею создания Орловского туземного совета. И здесь звеньями одной цепи стали отчеты и информационные материалы об эвенках, написанные  В.А. Величко в Нарымский окружком, где красной нитью проходят сведения об отзывчивости верхнекетских эвенков на идеи партии. Следующим этапом стало письмо эвенков Сталину, как отмечалось, написанное рукой В.А. Величко; затем - ходатайство Нарымского окружкома о создании Орловского туземного совета. Эти события привели к созданию национально-территориального образования – Орловского туземного совета. Действительно, «поэт в России – больше,  чем поэт».

В материалах разбирательства по делу о Тымской производственно-охотничьей станции был отмечен такой факт из жизни семьи  Величко, как несколько подчисток протокола партийного собрания, когда из раза в раз жена писателя, А.Т. Володкина, забирала протокол собрания на дом, а утром приносила текст, в котором все больше и больше выпячивалась роль В.А. Величко как защитника интересов туземцев. Сейчас мы назвали бы это «работой над собственным имиджем». Всегда ли пропагандисту была свойственна подобная амбициозность, сказать трудно.

Можно отметить, что его деятельность оставила больший, по сравнению с этнологами, след в реальной жизни коренных народов Сибири и документах Нарымского окружкома. Так, в томских архивах до сих пор не выявлены документы, связанные с пребыванием  Е. Прокофьевой в 1929 г. у селькупов Каргасокского района Нарымского края.

Другой пропагандист, А.П. Жданов, наряду с проведением политических занятий, приобщает эвенков к новшествам в повседневно-бытовой культуре. Его дневник приложен к отчету В.А. Величко. А.П. Жданов незамысловатым, простым языком описывает трудности, с которыми он попал на стойбище к эвенкам, чтобы выполнить задание Нарымского окружкома ВКП (б). Стилистические и грамматические особенности текста нами сохранены, потому что они характеризуют личность и грамотность автора, пропагандиста и ликвидатора неграмотности: «Ехал на коне. Дорога была плохая, наваливался два раза. Погода была плохая. Буран. Замёрзли руки и ноги. Бежал пешком. Приехал юр. Белояровку. Покормил коня, попил чаю. Напоил коня, запрёг коня и поехал. Спросил дорогу юр. Каяксину. Дороги не было. Утопил коня, вытащил, запрёг и повёл в поводу. Сам давал следить дорогу. Провалился сам, намочил ноги, давай переобуваться. Переобулся и пошёл дальше. Стало поздно. Дорога не знатка, кое-как дошёл юр.Ильдейские. На гору стал зниматься, конь оборвался, упал под гору, стал выпрегать, выпрег и вывел на гору, стал на себе вытаскивать сани. Затомил. Стал запрягать коня и поехал юр.Каяксину. Был буран. Дорогу не видать стало…» [21.Там же. Л.11].

Первая, ознакомительная беседа А.П. Жданова с эвенками прошла 7 февраля 1934 г.: "Обсказали, что такое представляется политшколой. Первая беседа - Советская власть и коммунистическая партия большевиков. Им обсказали, что такое, их заинтересовала беседа. Были портреты Карла Маркса, Энгельса, Сталина. Пояснили им, после этого попили чаю.<…> После этой беседы изучили песню Интернационал, после этого разошлись все по чумам и спрашивали, будем или нет собираться. После этого стало поздно, напилили дров. Стало темнеться, пришли с охоты мужики. Первая бригада добыла 8 белок, вторая 9 белок. Попили чаю, собрались в чум, стал я их угощать табаком, они были рады, что приехал, привёз табак и чай. После этого стали греть чай и стали проводить беседу - Советская власть, коммунистическая партия большевиков. Провели эту беседу, давай пить чай. После этого давай задавать вопросы" [22. Там же. Л.13-14.].

День 9 февраля прошел почти также – с физзарядкой, беседами и песнями. Пропагандиста не особенно смущает, что проведение политшколы и пение песен с утра нарушает обычный трудовой ритм эвенкийского стойбища. Пение революционных песен в начале и конце рабочего дня в каждом чуме, хождение по чумам с песнями было нарушением обычного поведения немногословных эвенков: «8/II - 34 г. Утром стали, умылись, стали собираться к чуму, собралось 15 человек и стали проводить физзарядку. После этого ребятам стало интересно, стали спрашивать - утром будем опять проводить, - после этого собрались в кучу и стали петь песни. Разошлись и стали пить чай. Пошли на охоту. Осталось три старухи, стали мы заготовлять дрова, после этого пошли смотреть оленей» [23 Там же. Л.14].

Охваченные пропагандой и приобщившиеся к ней сами становились распространителями «классового самосознания», революционной фразеологии и трансляторами политический идей. Один из тех, с кем занимался пропагандист А.П. Жданов, комсомолец и бригадир Гавриил Тугундин в октябре 1935 г. писал секретарю Колпашевского райисполкома: «Товарищи мы охотники эвенки будим бороться за выполнением план пушнозаготовок II квартал 35 г. Будим дратся своем договорами по болшевиски… мы уже начинаем жить по культурно у нас проводится политучебы и проводим ликвидация неграмотность. Я работал весной ликвидатором [1] в своем бригаде у мня было учеников эвенков 9 чел. Г. Тугундин» [24 Ф.495. Оп.1. Д.74. Л.6].

В этом отрывке - новые обороты речи и лексика, иная мотивационная деятельность, иные стереотипы поведения и мышления. Эвенкам, обычно не промышлявшим зверя больше, чем позволяют ресурсы территории, не соревновавшимся, кто «выполнит и перевыполнит» план пушнозаготовок, не певшим с утра песен, не коллективизировавшим оленей, не «дравшимся договорами по-большевистски» и не делавшим по утрам физзарядки, - навязывается новый образ жизни, отрицающий опыт предков и традиционные стереотипы поведения.

Какова была реакция эвенков на работу пропагандистов? Первая группа, с которой столкнулся А.П. Жданов, на всякий случай откочевала подальше. Вторая уже слушала и пила чай, курила табак и кормила детей окружкомовскими конфетами – все эти почти забытые эвенками товары были выданы для сопровождения лекций и бесед.

Эвенки вправе были считать, что если человека отправили к ним из Нарыма, значит, ему поручили серьезное дело. Гости угощали, учили петь «Интернационал», записывали детей в пионеры, создавали Осоавиахимовские кружки. И еще предлагали установить личный контакт с самим верховным властителем - написать письмо самому могущественному Сталину о своих нуждах, сделать ему трубку, отправить в подарок пушнину, добытую сверх плана.

На разные сферы жизни и мышления пропагандисты оказали различное влияние. Хождение с «Интернационалом» по стойбищу, скорее всего, было продолжением акта гостеприимства, - если уж гостем был человек, которому приятно слушать «Интернационал» утром и вечером, ходить с песнями по чумам, а перед отправкой на охоту делать физзарядку.

Культуртрегеры предлагали новые образцы поведения. И эвенки подтвердили, что в состоянии их воспроизводить или имитировать, узнавать на портретах вождей, легко усваивать логику рассуждений русских пропагандистов, даже не зная русского языка. Насколько глубоким и разрушительным было усвоение частных образцов, и шире - изменение образа жизни эвенков? Сколько «национального» позволялось оставить в культуре, «социалистической по содержанию»?

По мнению О.А. Сергеевой, социальная имитация – начало деструктивных процессов, от нее исходит опасность формирования подражательной псевдокультуры, которая не будет иметь механизмов устойчивого развития и воспроизводства, а станет деградировать от поколению к поколению, породит основу нисходящей социальной динамики. Исследовательница называет этот феномен «ложной социальной структуризацией» [25. Сергеева, 2002, С.110].

Исследуя роль этнокультурной и социокультурной маргинальности в трансформации цивилизационных систем, философы полагают, что маргинальная культура имеет наибольшие шансы на создание нового в силу сочетания в ней пограничных культур. Но создаваемое этномаргиналами «новое» может быть и дестабилизирующим. У архаичных обществ нет социокультурных фильтров, предохраняющих их от разрушения при межцивилизационном взаимодействии.

О.А. Сергеевой принадлежит утверждение, что совмещение традиционной и модернизированной модели социализации не создает новой интегральной системы, да и не может ее создать, внутри одной личности сосуществуют и конкурируют две модели культуры, что приводит к конфликту на уровне ориентаций и ценностей. Стремление властей опереться на выходцев из коренных народов, утративших кровную связь с образом жизни, хозяйством и культурой родного этноса, имело под собой весьма серьезные основания. Философы считают, что «по силе расшатывания устоев с маргиналами не может сравниться никто. И в этом качестве они регулярно используются политиками как орудие ломки…социальных структур и институтов, как разрушители устоявшихся мировоззренческих стереотипов» [26.Сергеева, 2002, С.112].

На наш взгляд, различной была роль в цивилизационных трансформациях таких групп коренного населения, как рядовые эвенки и национальная интеллигенция, способствовавшая социалистическим  преобразованиям. Эвенкийская (как и селькупская и др.) интеллигенция, «урбанизировавшись» во время обучения в советских вузах, став преподавателями или управленцами, то есть проводниками советских идей в жизнь своего народа, должна была испытывать меньший дискомфорт в общении с окружающим миром: их вид деятельности и образ жизни был организован по общегосударственному советскому стандарту.

Рядовые же представители этноса - охотники, оленеводы, рыболовы, - жили в условиях внедрения радикальных инноваций в способы хозяйствования, отработанные веками и поколениями предков. Психоэмоциональная дезадаптация, которую они испытывали, должна была отражаться на бытовом и профессиональном уровне в гораздо большей степени, чем у национальной элиты.

Есть возможность сравнить деятельность ликвидаторов неграмотности с деятельностью пропагандистов на другом примере из жизни семьи В.А. Величко. Во время командировки к селькупам р. Тым  (август-сентябрь 1935 г.) В.А. Величко  провел с пятью селькупами 9 бесед на политические темы. Его жена, А.Т. Володкина, провела еще 4-е занятия по истории края,  отличительной чертой который была политическая окрашенность  пример,  она же проводила уроки по ликвидации неграмотности. В ходе занятий по ликвидации неграмотности  были пройдены 4 слова и 6 букв русского алфавита - «дом, дома», «рама, рамы», а также 6 цифр [27. Ф.206 Оп.1 Д.111. Л.16-20.]. Оценивая результаты деятельности членов семьи Величко в эвенкийской и селькупской среде (рр.Кеть и Тым), мы можем отметить, что приоритеты безусловно отданы пропагандистским задачам – это видно по количеству часов, отпущенных на идеологическую обработку селькупов.

Результативность занятий по ликвидации неграмотности в осуществленном объеме вообще весьма сомнительна. Знание 6 букв, из которых состоят 4 слова, никак не адаптированные к кочевой селькупской действительности, на наш взгляд, не может сформировать грамотного человека.

Можно отметить следующий парадокс: преподавание политических тем было рассчитано на восприятие взрослого, умственно полноценного человека. В это же время ликвидатор неграмотности работал со взрослыми по методикам, рассчитанным  на восприятие детей 7-8 лет, Подразумевалось, что взрослые эвенки и селькупы не имеют представления об элементарном счете, хотя все умственно полноценные  представители коренных этносов обучались умению считать сызмала. Однако, занятие А.Т. Володкиной «Усвоение цифры 2, повторение единицы», «Цифра 4. Из чего состоит. 1+3=4, 2+2=4» [28.Там же. Л.16] подводит к мысли о том, что ликвидатор неграмотности работает со взрослыми людьми, не знающими элементарного счета. Эта ситуация приводит к необходимости обращения к изучению методик, по которым шла работа по ликвидации неграмотности среди коренного населения Севера.

На основании анализа дневников пропагандистов и ликвидаторов неграмотности, работавших на территории Прикетья со взрослым населением, можно сделать вывод, что разным видам культуры – образовательной и политической, придавалось различное значение. Приоритет был отдан не средствам просвещения, а политической обработке, во многом схожей с миссионерской деятельностью.

Таким образом, в изменении мировоззрения одним из важных средств являлась политическая пропаганда и агитация. Зачастую этому каналу трансляции новых идей отдавалась приоритетная роль. То есть, вопреки утверждению марксистов, не бытие, а идеология должна была определять сознание.

 

Список источников и литературы:

 

1. Sirelius U.T. Reise zu den Ostjaken. – Helsinki, 1983.

2. Гирц К. «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной теории культуры // Антология исследований культуры. Т.1 Интерпретация культуры. - СПетербург: Университетская книга, 1997.

Сергеева О.А. Роль этнокультурной и социокультурной маргинальности в трансформации цивилизационных систем // Общественные науки и современность.  – 2002. - №5.

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте: этнография чеченской войны. М., 2001

1933. Назинская трагедия.  – Томск, 2002 . С. 67-79.

ЦДНИ ТО. Ф.1. Оп.1. Д.115.

ЦДНИ ТО. Ф.1. Оп.1. Д.1332.

ЦДНИ ТО. Ф.91. Оп.1. Д.85.

ЦДНИ ТО. Ф.206. Оп.1. Д.36.

ЦДНИ ТО. Ф.206. Оп.1. Д.111.

ЦДНИ ТО. Ф.206. Оп.1. Д.284.

ЦДНИ ТО. Ф.495. Оп.1. Д.62.

ЦДНИ ТО. Ф.495. Оп.1. Д.74.

Шестопал Е.Б. Теоретико-методологические проблемы исследования образов власти // Психология восприятия власти. – М.: Изд-во «Социально-политическая МЫСЛЬ», 2002.