Г.И. Кан
УСТНАЯ ИСТОРИЯ: ПРОБЛЕМЫ МЕТОДА

(из опыта работы ОГУ "ЦДНИ ТО" по инициативному документированию)
Почти десятилетний опыт работы Центра документации новейшей истории Томской области по инициативному документированию, а именно по записи воспоминаний томичей о времени и о себе наряду с положительными оценками заинтересованной научной общественности выявил в то же время ряд проблем. Однозначному решению эти проблемы, скорее всего, не поддаются, а стало быть, нельзя однозначно решить неизбежно возникающий в нашей практике вопрос: а должны ли записью устной истории заниматься архивисты? Во всяком случае, мы хотели бы поднять эти вопросы в научном сообществе гуманитариев, с целью информирования возможных потребителей об особенностях создаваемых нами документов устной истории.
Дело в том, что "из-под пера" архивиста выходит продукт не совсем укладывающийся в понятие "устной истории" как метода исследования. В существующей методической литературе по устной истории речь всегда идет о работе исследователя, а не архивиста.
Исследователь, скажем, историк, начиная работу по сбору устных источников, формулирует для себя интересующую его проблему, определяет конкретные цели и задачи, возможно, имеет уже готовую гипотезу, которую хочет подтвердить или опровергнуть в результате получения устной информации. Соответственно теме и концепции своего исследования он подбирает респондентов.
Архивист иногда тоже становится исследователем конкретной проблемы, когда готовит плановые документальные публикации по определенной теме. В этом случае он равен исследователю-историку. Но здесь речь пойдет о тотальном сборе архивистами устной информации, когда опрашиваются самые разные люди, преимущественно пожилые, преимущественно те, кто сам не может или не хочет документировать свою жизнь. Респондентам предлагается рассказать о том, как сложилась их жизнь, жизнь их предков, жизнь детей и внуков. "Слово дается" не только выдающимся людям, но в значительной мере рядовым гражданам самых разных социальных слоев, разных судеб. Архивист выходит "в жизнь", чтобы дать возможность будущим исследователям услышать голос "безмолвствующего большинства" , собрать некую сумму информации о прошлом, преломленном в судьбе конкретных людей. Кредо такого подхода можно выразить словами: "Это может пригодиться", - любая записанная информация рассматривается как имеющая потенциальное значение для исследования всевозможных проблем социальных наук, прежде всего, - истории. Обобщение записанной архивистами информации, соотнесение индивидуального человеческого опыта и более широких исторических процессов – это дело исследователей.
В таком широком подходе возможно скрыта стратегическая узость данного метода. Может быть, это стремление объять необъятное? Вместо того чтобы разрабатывать конкретные актуальные темы, интересующие сегодняшнего исследователя, масса времени тратится на то, что может оказаться и невостребованным. Очевидно, нужен регулярный диалог с возможными потребителями устных источников, создаваемых в архивах в результате инициативного документирования.
Другая особенность и проблематичность создаваемого в архиве документа устной истории заключается в способе его сохранения.
В ЦДНИ ТО до сих пор записи воспоминаний делались на магнитофонные кассеты. При отсутствии материальных средств и технических условий их длительного хранения, аудиозаписи после транскрибирования затирались новыми записями, чего собственно устная история не предполагает. В порядке оправдания можно сослаться только на тот факт, что еще не было случая в практике работы архива, когда бы исследователь (а это в основном историк) просил предъявить ему саму аудиозапись, его вполне устраивает письменный текст, с которым он может работать мобильнее. К письменному тексту исследователь относится с доверием, ведь текст интервью проверен и подписан автором воспоминаний. А в аудиозаписи могут неясно звучать упоминаемые фамилии, географические названия, специальные термины, ошибочно названы даты, зачастую скомкано, неясно звучат отдельные сюжеты, непонятно, кого или что имеет рассказчик ввиду, затрудняют восприятие повторы, неожиданные переходы с одного предмета на другой. Все это устраняется в процессе перевода аудиозаписи на бумажную основу и в последующем авторского уточнения, исправления, дополнения письменного текста. Некоторые наши рассказчики ушли ныне из жизни, но информация, носителями которой они являлись, сохранилась для потомков хотя бы на бумаге.
Конечно, мы в таком случае сужаем круг возможных потребителей записанных нами историй, ведь транскрипт звукозаписи – просто её письменный текст не может иметь самостоятельного значения для таких исследователей как, например, психологи, этнологи, лингвисты. Один из российских специалистов в области устной истории Г.Е. Горелик считает вокальное качество устных свидетельств главным, ибо оно позволяет оценивать характер личности свидетеля: "Темп речи, её неровность и паузы, звуковая ирония и обескураженность отражают душевное состояние и добавляются к "юридическому" содержанию свидетельства" [Доклад на конференции по Аудиокультурологии "ЭХОЛОТ", Аудиокультурология. Москва: 22-25 мая 2001 г.]. С этим нельзя не согласиться, но практика ЦДНИ ТО такова, что потребителями документов нашей коллекции воспоминаний становятся в основном историки, которых интересует, более всего фактологическая сторона устных свидетельств, на каких бы носителях они ни сохранялись.
Ныне архив получил возможность перейти к цифровым технологиям аудиозаписи и последующая работа по записи устной истории позволит, наконец, сохранять "живой" текст документа, что не исключает, на наш взгляд, необходимости продолжения практики расшифровки устных текстов на бумаге. Все же письменный текст по-прежнему продолжает определять логику мышления исследователей, и транскрипция значительно облегчает анализ полученных материалов.
Наиболее проблематичным в работе по записи воспоминаний является вопрос о правомерности вмешательства архивиста в устный текст при его транскрибировании. Понятие "транскрибирование" означает дословное воспроизведение аудиозаписи интервью в письменной форме. Однако на практике по ряду причин после транскрибирования приходится воспроизведенный текст редактировать. Да и сама транскрипция всегда предполагает определенное истолкование материала. Расстановка знаков препинания, разбивка текстов на предложения и абзацы – это уже истолкование мысли рассказчика.
Даже самая гладкая и выразительная речь на бумаге при дословной передаче звучит неуклюже и коряво. Устная речь изобилует повторами, незаконченностью предложений, рассказчик перебирает синонимы, пытаясь найти подходящее слово, и т.д. Поэтому дословный текст интервью в письменной форме производит негативное впечатление, прежде всего, на самого интервьюера, и он под таким текстом никогда не поставит свой автограф. Наш самый первый опыт был связан с записью рассказа известного томского ученого-фармаколога А.С. Саратикова. Живая, образная, яркая речь человека, привыкшего к аудитории, на бумаге выглядела так, что профессор в ужасе воскликнул: "Неужели я так говорю?! У меня волосы дыбом!". После этого тексты наших респондентов мы стали редактировать, хотя и стремимся максимально сохранить особенности речи и характер изложения автора. А далее и сами рассказчики при вычитывании текстов стараются что-то исправить, дополнить, и в результате получается новый документ уже далекий в разной степени от оригинала записи. Такой документ по форме изложения приближается к письменным мемуарам. Именно этого, собственно и хотят наши респонденты, и с этими их пожеланиями приходится считаться. Гладко изложенное жизнеописание, как конечный результат совместной работы, это зачастую главное условие, при котором человек соглашается на интервью. В переговорах о записи истории жизни того или иного выбранного нами респондента для получения согласия едва ли не решающим доводом становится обещание архива передать автору второй экземпляр текста воспоминаний, который он сможет оставить своим потомкам. Но созданный нами таким путем документ к мемуарам в чистом виде отнести все же нельзя. В нем сохраняются особенности устной речи, а это уже другой жанр. Известный в Томске деятель культуры В.С. Цейтлин, знаток и ценитель классической литературы, хоть и подписал записанный с ним текст воспоминаний, однако остался недоволен качеством письменного текста именно потому, что он не имеет литературной формы. Приходится разъяснять респондентам, что устная речь качественно отличается от литературного текста.
В нашей работе возникают также правовые и этические проблемы, связанные с авторским правом. С правовой точки зрения авторское право на созданный документ принадлежит равно как интервьюеру (или организации, заказавшей проведение интервью), так и респонденту. Нами заключается с респондентами Договор о творческом сотрудничестве, где предусматриваются права и обязательства обеих сторон по поводу записи воспоминаний, оговариваются условиях их использования (в т.ч. публикации). Нет нужды говорить, что нами оговоренные обязательства и условия выполняются неукоснительно. В этом и правовое послушание, и профессиональная этика архивиста. Проблема довольно часто возникает по вине автора воспоминаний. Одним из условий Договора с респондентом является требование при использовании документа делать взаимные ссылки: архив – на автора, автор на архив как на создателя и хранителя документа (напоминанием об этом для пользователей является специальный кадр в начале документа). Но имеются случаи, когда созданный архивистом документ попадает третьим лицам через автора воспоминаний, используется ими в публикациях без ссылки на архив. Например, журналисты под видом собственного интервью подают в печать очерки о наших респондентах, где дословно излагается текст созданного нами документа. Тоже встречается в краеведческих изданиях. Восстанавливать нарушенное авторское право юридическим путем для нас нереально, и проблема зависает на этическом уровне.
Однако при всех выше перечисленных проблемах нас подвигает на продолжение сложившейся практики инициативного документирования осознание того, что зафиксированная нами информация становится достоянием ЗНАНИЯ.